|
МАШКОВ Илья Иванович (1881-1944)
Экспонированное
на первой выставке "Бубновый валет" (1910) огромное полотно
И. И. Машкова "Автопортрет и портрет Петра Кончаловского"
ошеломило многих. В полуобнаженных фигурах музицирующих силачей
с грубо размалеванными телами и шаровидными бицепсами присутствовала
та доза эпатажа, к каковой русская публика в ту пору еще не привыкла.
Картина и была задумана как манифест нового подхода, предлагаемого
новым выставочным сообществом.
Скандальная
слава вообще сопутствовала молодому Машкову - азартному и предприимчивому
самородку, набравшемуся жизненного опыта "в людях" (работая
в лавках у торговцев), прошедшему "университеты" в европейских
музеях, но изгнанному в 1909 г. из стен МУЖВЗ. Впрочем, еще обучаясь,
Машков с большим успехом учил сам - его студия (1904-17; в 1925
преобразована в Центральную студию АХРР) была самой дорогой и одновременно
самой посещаемой в Москве. Поразив зрителей и критиков "варварским"
напором своей живописи на выставках "Золотого руна" и
"Салона Издебского" (1909-10), Машков нашел свое место
среди художников, составивших общество "Бубновый валет"
(П. П. Кончаловский, А. В. Лентулов и др.). "Валеты" утверждали
материальность мира и "низкого" предмета; щедрость и мажорность
машковской палитры, изобильность его натюр-мортных постановок оказались
созвучны программе объединения. В стремлении вернуть искусство "с
небес на землю" художники этого круга ориентировались на "ремесло"
- уличную вывеску, поднос, лубок. Машкову такое ремесло было родным
с детства, и примитивизм его натюрмортов и портретов - самый простодушный
и подлинный ("Ягоды на фоне красного подноса", "Натюрморт
с ананасом", оба 1908; "Портрет мальчика в расписной рубашке",
1909; "Автопортрет", "Портрет дамы с фазанами",
оба 1911, «Натюрморт с хрюшкой» 1912 и др.).
Яркое
начало стало одновременно "звездным часом" художника -
к середине 1910-х гг. его живопись утрачивает дерзкую стихийность,
зато возникает вкус к фактуре вещей, и сами эти вещи делаются "избранными",
драгоценными. Гиперболизм являет себя уже не только в масштабе полотен,
не только в "богатырстве" плодов и грузности женских тел,
но и в антикварном богатстве натюрмортных и интерьерных сюжетов
("Натюрморт с парчой", 1914; "Натюрморт с фарфоровыми
фигурками", 1922, и др.). Пристрастие к материальному миру,
естественно, приводит Машкова в классический лагерь: в 1920-е гг.,
в ситуации противостояния "левых" и традиционалистов,
он оказывается среди последних и, в отличие от друзей-"валетов",
вошедших в 1928 г. в Общество московских художников, связывает свою
судьбу с АХРР. В тематической программе АХРР существовала установка
на одическое прославление прекрасного настоящего, куда вписывались
съестные "апофеозы" художника ("Хлебы", "Снедь
московская. Мясо, дичь", обе 1924). Академический идеал советской
живописи выглядит сбывшимся в его натюрмортах 1930-х гг. ("Ананасы
и бананы", 1938; "Клубника и белый кувшин",1943).
Но слишком многое из созданного им в поздний период - ниже его возможностей,
и, видимо чувствуя это, с середины 1930-х он подолгу живет в родной
станице, уклоняясь от участия в общественной и художественной жизни
столицы.
Новое,
триумфальное открытие живописи Машкова случится позднее, в связи
с общим интересом к искусству 1910-х гг. И в сознании потомков он
останется одним из самых ярких художников того времени.
|
